Многие из моего поколения прошли (у кого-то осталось навсегда) через увлечение бардовской песней. Вспомните это трепетное ощущение молодости: простенькие гитарные аккорды, примитивные рифмы, немудрящие строчки, которые и стихами не всегда назовешь, голоса, не обязательно обладающие вокальным мастерством. Словом, поделки дилетантов? И, однако, была во всем этом магия: полночные электрички, костерок и дружеский круг, внемлющий песне, - словно глоток озона в удушливом официозе развитого социализма...
Путали, а то и не знали вовсе, авторов-исполнителей; где там Кукин, где Клячкин, где Визбор, где Матвеева или Якушева? Не важно! Скоро барды в сознании слушателей персонифицировались, качество магнитофонной записи стало получше, да и среди певцов резко выделились Окуджава, Галич, Высоцкий...
Историю пришпоривали события, а то и катаклизмы, всем памятные, и как-то само собой стало не до гитар, бардов и песенок. К тому же концертные площадки и эфир заполонили разного сорта эстрадники, теперь их именовали звездами. Хотя применительно к Газманову или Киркорову странно слышать слово «звезда», все-таки существительное-то женского рода!
Однако авторская песня, перекочевав в маленькие залы клубов и кафе, продолжала жить, появились даже новые имена...
* * *
В 1995 году в московской библиотеке имени Фурманова отмечали 30-летие возникновения Самого Молодого Общества Гениев, скандально известного СМОГа, участникам которого власти изрядно попортили жизнь. Тут я услышал незнакомого мне исполнителя, положившего на музыку собственного сочинения стихи Леонида Губанова, «самого молодого гения», любимца богемной Москвы 60-х. Стихи эти, мне казалось, никак не годились для песенного исполнения. Однако автор – а это был Виктор Попов – совершил чудо! Сумел найти нужные гармонии, мелодический рисунок, а главное, голосом и интонацией настолько верно передал пульсирующий нерв губановского стиха, что я поверил в него сразу.
Я беру кривоногое лето-коня,
Как горбушку беру, только кончится вздох,
Белый пруд твоих рук очень хочет меня,
Ну а вечер и Бог, ну а вечер и Бог?
А вот «Марту» Виктор исполнял совершенно по-другому – без надрывных интонаций «Серого коня», лирично, чуть вибрируя голосом.
Отыграли злые зимы, крышка, мат!
Наступай, невыразимый, шалый март.
За душою – ни наследства, ни кола.
Я как Новгород в одних колоколах...
Марта, девочка затопленной Руси,
Не бросай меня, открой меня, спаси!
Я как Новгород, крестами теребя,
Буду зовом, буду звоном для тебя...
Замечу, что это «вибрато», делавшее исполнительскую манеру Попова очень своеобразной, вызвало нарекания профессионалов, и он позднее практически избавился от него.
Мы не то чтобы дружески сошлись, но стали перезваниваться, встречаться на концертах Виктора, я сделал целую, как теперь выражаются, фотосессию – серию его портретов, некоторые из которых пригодились для оформления аудиокассет.
Я испытывал бесконечную благодарность за то, что Виктор, не утомляя слушателей своими стихами, избрал иной путь, куда более трудный. Тексты песен (или романсов, или баллад) он брал у лучших наших поэтов. Сказать правду, я не сразу принял его новые циклы. Понадобилось время, чтобы оценить произведения на стихи Пушкина, Лермонтова, Маяковского, поэтов Серебряного века - Блока, Ахматовой, Мандельштама, Гумилева, Цветаевой, наших современников – Бродского, Чичибабина, Левитанского...
Из беседы с Виктором Поповым
(Москва, музей-театр «Булгаковский дом», 24 февраля 2012)
- У тебя встречаются очень интересные гармонии. Ты изучал теорию музыки, композицию?
- К сожалению, нет. Было желание играть на гитаре и петь. В юности играл даже на каких-то танцах, во дворах пел. А лет в 14 пришел в подмосковном Щелкове в театр юного зрителя - и мне понравилась атмосфера. Театр – искусство синтетическое, и если чувство музыки у человека есть, то в театре оно тоже пригодится. Ставились поэтические спектакли, были режиссеры, любившие поэзию. В те времена вообще были распространены литературно-музыкальные композиции. Я, конечно, не застал шестидесятников, когда особенно гремело СЛОВО, застал уже отголоски. Попытался поступить в театральный вуз – ничего не получилось. И отправился в армию, - два года оказались бездарно потерянными.
Жить в Медвежьих Озерах, где я вырос, было нельзя; у тех, кто не вырвался оттуда, участь оказалась печальной, обычной для жителей наших провинциальных городков и поселков. Поступил в Московский институт культуры в Левобережной на дневное отделение, правда, скоро перевелся на заочное.
Театр был для меня спасением: именно там узнал, что такое авторская песня. Поначалу однако ничего не понял и не принял. Зато у меня появилось чувство слова, ощущение сценического пространства, сценического действия...
* * *
Анна Ахматова писала: «...люди с улицы приходят и жалуются, что их измучила Поэма. И мне приходит в голову, что мне ее действительно кто-то продиктовал, причем приберег лучшие строфы под конец. Особенно меня убеждает в этом та демонская легкость, с которой я писала Поэму: редчайшие рифмы просто висели на кончике карандаша, сложнейшие повороты сами выступали на бумаге».
Ахматовский шедевр, создававшийся на протяжении четверти века, по-видимому, не давал покоя и Виктору Попову. Сколько времени продолжалась работа над композицией «Поэма без героя», полагаю, не столь важно. Во всяком случае, впервые запись появилась на диске «Любви старинные туманы», вышедшем в 1996 году.
Принявшись анализировать композицию, обнаружил кое-что любопытное.
У Попова «Поэма без героя» начинается двумя четверостишиями из «Ночного посещения», написанного в 1963 году. Плавное гитарное (очень удачный аккомпанемент) moderato словно служит введением в тему. И затем возникают стихи первой главы Поэмы «Я зажгла заветные свечи...». Автор достаточно вольно – но бережно и со смыслом – меняет местами строфы, более того, он позволяет себе заменить и некоторые слова! Не будем гадать, как бы отнеслась к такому вторжению в Поэму Анна Андреевна. Меня, признаюсь, «произвол» Виктора Попова не шокировал. Более того, мне подумалось, что работая с текстом, угадывая, где требуется перейти из минора в мажор и как этот переход соотнести с содержанием, автор нашел верные композиционные и мелодические решения. По сути, он по-режиссерски использовал метод монтажа. А чтобы сбавить то продиктовал, причем приберег лучшие строфы под конец. Особенно меня убеждает в этом та демонская легкость, с которой я писала Поэму: редчайшие рифмы просто висели на кончике карандаша, сложнейшие повороты сами выступали на бумаге».
Ахматовский шедевр, создававшийся на протяжении четверти века, по-видимому, не давал покоя и Виктору Попову. Сколько времени продолжалась работа над композицией «Поэма без героя», полагаю, не столь важно. Во всяком случае, впервые запись появилась на диске «Любви старинные туманы», вышедшем в 1996 году.
Принявшись анализировать композицию, обнаружил кое-что любопытное.
У Попова «Поэма без героя» начинается двумя четверостишиями из «Ночного посещения», написанного в 1963 году. Плавное гитарное (очень удачный аккомпанемент) moderato словно служит введением в тему. И затем возникают стихи первой главы Поэмы «Я зажгла заветные свечи...». Автор достаточно вольно – но бережно и со смыслом – меняет местами строфы, более того, он позволяет себе заменить и некоторые слова! Не будем гадать, как бы отнеслась к такому вторжению в Поэму Анна Андреевна. Меня, признаюсь, «произвол» Виктора Попова не шокировал. Более того, мне подумалось, что работая с текстом, угадывая, где требуется перейти из минора в мажор и как этот переход соотнести с содержанием, автор нашел верные композиционные и мелодические решения. По сути, он по-режиссерски использовал метод монтажа. А чтобы сбавить драматическое напряжение ахматовских строф, завершает Поэму теми же строчками « Ночного посещения» - «Не на листопадовом асфальте...»
Бог с нею, с точностью воспроизведения текста, в конце концов, мы не педанты от литературоведения. Ахматова замечала, что ей советуют сделать Поэму более понятной. Она воздержалась от этого. Не сделал произведение более понятным и Виктор Попов. Напротив, подчинившись величию ахматовского замысла, автор средствами музыки выразил тайну, что волнует нас и приковывает в Поэме.
Из беседы с Виктором Поповым
- Авторскую песню можно весьма условно разделить на две категории (на самом деле, градаций больше): поэтическую и туристскую. Авторскую песню отовсюду изгоняли, и она ушла в леса, это и есть та ее часть, которую назовем туристской. Поэтическая ее сторона бывает сильнее или слабее. Я же тянулся к тем песням, где доминировало поэтическое начало. Что мне больше всего нравится в стихах? Притчевая основа. У Высоцкого я перенял любовь к балладам, экспрессию. Оценил лирику Окуджавы, стал покупать его пластинки. Мне нравятся разные поэты. Вернее будет сказать, что я люблю отдельные стихотворения разных поэтов, нежели кого-то одного целиком. Вот так у меня нашли свое место совершенно противоположные Леонид Губанов и Иосиф Бродский (чье позднее творчество мне не близко). Так уживаются в моих альбомах Ахматова и Цветаева...
Что касается музыки, то в авторской песне понятие «композитор» - нонсенс. Автор музыки – еще куда ни шло. Точнее – мелодист. Кое- кто сейчас, блестяще владея гитарой, отводит ей такое место, что убери гитару – и спеть песню практически исправить, когда жизнь или смерть разлучила двоих и можно только молить о забвении. Стихи органично вплетаются (врастают? Или, может быть, вырастают?) в мелодию; музыка, вокал и инструментовка образуют нерасторжимое единство, крепчайший сплав.
Эмоциональный накал этой вещи потрясает. Можно бы потолковать и о других, ярких и глубоких по мысли и чувству произведениях Виктора Попова. Но, коль речь идет о музыке, то ее лучше слушать, нежели читать самые умные рассуждения.
...Меня могут заподозрить в субъективности, в завышенности оценок. Это не так. Разумеется, творчество Виктора Попова разнообразно и уже в силу этого неровно. Есть вещи, которые трогают меньше и не особо впечатляют. Это касается и выбора стихов, и музыки. Но, в конце концов, у каждого из нас есть некий вкус или, вернее, собственные предпочтения.
Нынче, когда и прозой- то многие изъясняются с трудом, стихи стали редким духовным лакомством, и потому особенно поражает и радует способность автора проникаться самым духом и сутью поэтического произведения, будь то Лермонтов, Маяковский, Цветаева или Бродский. Склоняю голову перед Виктором Поповым – за то, что он, выражаясь высоким штилем, несет слушателю высочайшие образцы русской поэзии, в обстановке нравственного и эстетического оскудения воспитывает вкус к прекрасному и вечному...
Москва, апрель-июль 2012
Опубликовано в Русском культурном вестнике ”Родник” (выпуск 22, июль 2012, Новая Зеландия)
Юрий Крохин, 2012